Давно уж все не так кошерно

ISBN 3-707602-087

Рецензии

История семьи Эрдхайм. Гюнтер А.Хёфлер, журнал «Новый мир», Вена, февраль/март 2007 года.

Без сомнения, эта книга резко выпадает из типич ного жанра семейных саг, в изобилии появившихся в последнее время на книжном рынке, особенно, если мы вспомним Францена, Фёра, Левинского и других.Она и формально отличается от известных образцов этого жанра, как видно из обоих подзаголовков: роман и история семьи в одно й книге или, как модно теперь говорить, гибрид. В книге рассказывается, частично подтвержденная реальными документами, история семьи Эрд хайм с 1866 по 1945 год, когда Теа, мать Клаудии Эрдхайм, поражающая нас своим мятежным духом, удивительной волей и мужеством, выходит з амуж за Ленца, участника сопротивления. Таким образом, автор отстраняется от столь типичного для автобиографических романов хода: вписат ь себя в эту историю, в отличие от семейного эпоса Петера Зингера «Мой дедушка», который наиболее близок по концепции к истории Эрдхаймо в. .«Давно уж все не так кошерно» скорее рассказывает, как видно из названия книги, историю ассимиляции, а точнее, надежды, что она удаст ся. Этой надеждой в значительней мере проникнута жизнь пятерых сыновей Мозеса Херша, либерального владельца нефтяного завода в Бориславе , маленьком городке в Галиции. Однако, это стремление к ассимиляции носит весьма амбивалентный характер, как показывает нам автор на прот яжении всего романа, противопоставляя мечты и надежды своих героев политическим мыслям и настроениям времени (по отношению к евреям), до кументированных историческими статьями и заметками из газет. Так, например, когда Эрдхаймы в первый год войны празднуют Рождество, впроче м, как и все их венское окружение, речь заходит о Якобе, который служит врачом на фронте: «Настоящий еврейский герой! - Еврейских героев не бывает!» ..Для воссоздания семейной «памяти» Эрдхаймов, писательница выучила идиш и польский язык с тем, чтобы найти и использовать в книге свидетельства, хранящиеся в самых разных архивах - документы, газетные сообщения, а также, чтобы иметь возможность прочесть пись ма своей собственной «мишпохи». Некоторые из этих писем, иногда очень трогательных, попали в книгу и явственно и живо иллюстрируют атмосф еру того времени. Иные письма, по признанию самой Клаудии Эрдхайм, вымышлены, но так «достоверно», что читатель ни за что не заметит раз ницы. Описывая жизнь поколения сыновей, «выбившихся в люди» (ставших врачами, предпринимателями, адвокатом), писательница разворачивает перед нами многогранную панораму жизни евреев. Что-то покажется нам знакомым - Эрдхаймы, видимо, довольно типичная семья для своей среды. Перед нами предстают личные судьбы, болезни, измены, служебные кризисы, жизни, выбивающиеся за рамки конвенций, но автор описывает и кул ьтурные интересы и предпочтения этой среды, как например, увлечения Шницлером или Нордау, посещение чтений Карла Крауса..Треть книги сост авляет описание несчастий и роковых событий, которые постигают членов семьи с 1934 года, будь то в Австрии, в Польше, в Венгрии или на У краине. Повествовательная структура Клаудии Эрдхайм, а именно описание жизни своих персонажей вдоль исторической канвы событий, приобре тает необыкновенную плотность по мере описания того, как политика приводит к насилию над людьми, а иногда и к полному их уничтожению. Автор пользуется столь типичной для ее стиля техникой письма простыми главными предложениями, абсолютно без всяких прикрас. Эта техника устраняет вероятность сентиментального восприятия читателем или возникновения иллюзий, так что роману не в коей мере не грозит преврати ться в развлекательное семейное чтиво. Благодаря этому стилистическому приему, писательнице удается прямо и непосредственно, без всякого смягчения, передать нам весь ужас происходящего: «Остатки украшений тоже возьмите с собой. Кольцо, цепочку, часы. Вас отведут к спортпло щадке. Там собралось уже много людей». Этот воплощенный в эмоциональную форму перенос событий в современность очень эффективен: ведь не в последнюю очередь речь идет и том, чтобы вернуть в литературу события, которые историки как бы монополизировали для себя. .Повествовани е ведется в настоящем времени и вопрос о том, насколько эта форма подходит для романа-хроники остается нерешенным. Может быть, используя настоящее время, Клаудия Эрдхайм не преследует никакого поэтического расчета, ведь все ее повествования написаны в настоящем времени. О днако, тот факт, что это грамматическое время придает повествованию особую выразительность, не вызывает сомнений...Клаудия Эрдхайм написа ла важный, абсолютно достоверный, исторический роман, обладающий необыкновенной повествовательной плотностью, который прямо и непосредств енно тематизирует безумие австрийского прошлого, не поддаваясь искушению использовать развлекательные эффекты.

Отрывок из книги

Хане, служанка, принесла завтрак. Хлеб, холодную курицу и кофе с цикорием. Пол в гостиной покрыт лаком и стены свежевыкрашены. Посредине стоит стол, вокруг него стулья с плетеными сиденьями.
В комнате стоит ещё письменный стол и перед ним кресло. И еще буфет, в котором хранится пасхальная посуда, светильник только для Ханукки, менора, серебряный подсвечник, Книга Эстер в футляре и небольшой ножик для субботнего хлеба с перламутровой ручкой, на которой выгравировано: «Святой шабат». На полочках банки с пряностями и травами, графины стоят, вазы и подносы. На стене у двери висит большая картина в золотой раме. На ней тропический ландшафт: голубоватое небо над бамбуковым лесом, а на переднем плане несколько газелей. К Востоку, на стене, висит портрет Мозеса Монтефиоре.

- Ты не был сегодня в синагоге,- говорит Эстер.
- Да.
- Вчера и позавчера тоже нет.
- Да.
- Гитель сказала Хане.
- Да пусть говорит.
- Нафтали тоже сказал Шейне. Теперь Милка со мной не разговаривает.
- Ну, и что?
- Хане мне сказала, что люди промеж собой говорят, что ты по субботам
сигары куришь.
- Враньё это.
- Все говорят. Йоель, Хинда, Мендель. Никто с нами больше
не разговаривает. Они говорят, что мы попадём в геенну огненную.
- Пусть говорят! Вот, дура!
- Но это же наши соседи.
- Я человек богобоязненный. Я читаю утренние молитвы и вечерние молитвы. Этого достаточно. Готтесман, Корнхабер, Мендельсон - они тоже не каждый день ходят в синагогу. Сын Эфраима Мейер и дочка Симона Файгеле ходят в тот же класс, что и Сише. Да и вообще, мы переезжаем скоро в Дрогобич. Мозес берет щепотку табака. Младенец плачет. Эстер прикладывает его к груди.
- Осиас должен ходить в хедер.
- Он не должен ходить в хедер.
- Он должен ходить в хедер.
- Он должен ходить в начальную школу.
- Но сначала в хедер. Он должен выучить иврит и изучать талмуд.
- Это можно делать и с частным учителем. В хедере он занимается только ивритом и хумешом. Он должен учить немецкий язык. Реб Вольф плохой учитель, дома у него грязно, куры бегают вокруг, пахнет дурно, пелёнки развешаны, дети его чумазые орут, и Ребекка стоит целый день у плиты и ворчит. Ты же сама это знаешь.
- А он и не пойдёт к ребу Вольфу. Мы отдадим его к ребу Селигу. Сише
тоже у него был. Он не хасид, но человек учёный.
- Реб Селиг тоже не намного лучше, а реб Менассе просто хасидский
пьянчужка.
- Он должен ещё до начальной школы пойти в хедер, он уже большой и должен учиться.
- Ты детьми займись, да заказы приготовь.

Мозес Херш встаёт, надевает подбитое лисой пальто и выходит. Ему нужно ехать в Дрогобич, занести пивной завод в катастровый реестр. Лежит глубокий снег. Он велит закладывать сани.

Перевод Алмаз Фельх