Текст

В еврейском квартале.

 

 

Саломон Майр врывается в комнатушку. На отшибе, в какой-то луже, из которой поят коней, нашли труп. Христианка. Ее утопили в мешке с пятидесятифунтовым камнем. Тело все изрезано. Голова, руки и обе голени мастерски отделены, словно скальпелем анатома. Чей это труп никто не знает. Очевидно ее убили. А в еврейский квартал притащили, чтобы свалить на них всю вину. Голову убитой магистрат в стеклянном ящичке выставил на всеобщее обозрение. Какая-то баба тут же заявила, что узнала убитую и что три недели назад видела, как та входила в еврейский квартал, из которого она уже так и не вернулась. Сверху слева не хватало одного зуба. Это Анна Аудорфер, жена сапожника. Ее муж, сапожник Томас Аудорфер живет в доме «У двух золотых корон» в Нойбау. Все очень встревожены. Весть уже облетела весь еврейский квартал. В трактире все разговоры только об этом.

– Пойду снова схожу в трактир. Узнаю подробности. Потом вернусь и расскажу все, что слышал.

– А я сегодня пойду в микве, может там что-то узнаю.

В трактире полно народу, все возбужденно, одновременно говорят.

– Кого-то из нас они отправят на виселицу.

– Никто не знает кто ее убил.

– Нам следует это выяснить. Липпманн Геллер должен поговорить з графом Коллато.

– Если это чем-то поможет.

– Он может поговорить с Кеммерером.

– Должно быть расследование.

– Мы должны защищаться.

– Кто принес труп?

– Когда?

– Как она попала к дому Вайтса?

– Этого мы объяснить не можем.

– Одного из нас они повесят.

– Нельзя им этого делать.

– Будет расследование.

– Кто была та женщина?

– Ей перерезали горло.

– Кто?

– Ее закололи.  

– Вы видели труп?

– Нет.

– Нам надо было ее похоронить.  

– А если ее ищут.

– Тогда мы не знаем, где она.

– Мы ведь ее вообще не знаем.  

– Да, надо было ее похоронить.

– Тогда они всех нас повесят.

– Они бы ее не нашли.

В комнату заходит какой-то мужчина.

– Наших старших арестовали и обвинили в убийстве той бабы.

– Их должны отпустить. Они невиновны.

Народ в гневе. Люди с вилами врываются в еврейский квартал и орут: евреи убили христианку. Убивай евреев. Какая-то баба заявляет, что была этому свидетелем. Они убили и расчленили христианку. Для защиты еврейского квартала пришлось выставить триста мушкетеров. 

 

Христиане и евреи на переломе 1624/25 годов исполнены оптимизма: Христиане ликуют потому что избавились от своих соседей и конкурентов евреев – те ушли за пределы городских стен, а евреи надеются на покой и безопасность в выделенном кайзером Фердинандом II квартале на другом берегу Дуная.

 

Эпоха заселения венскими евреями Унтере Верд (позднее Леопольдсштадт) до их изгнания через 45 лет служит историческими рамками к рассказу Клаудии Эрдхайм?«В еврейском квартале» (Издательство Czernin): Автор обстоятельно подошла к проблеме, кроме ситуации в Вене речь идет и о таких эпохальных событиях как Тридцатилетняя война и восстание Хмельницкого. Список источников прилагается.

Но читательницам и читателям об этом не стоит волноваться – динамика событий на 130-ти страницах захватывающая: сперва исход со всеми пожитками за пределы городских стен из окрестностей Кинмаркта и Юденгессл суровой зимой, преодолев обледенелый мост Шлягбрюке оказываешься в тесных комнатушках еврейского квартала, посреди будней торговцев и взыскателей налогов.

Рассказ строится вокруг семейной истории торговца платками Йохама Герстля и его жены Лены: Йохам часто в разъездах, дважды в год посещает ярмарки в Линце, кроме того ездит в Прагу и Моравию. Лена шьет дома платья, рожает и кормит детей, которых ей слишком часто приходится оплакивать на смертном одре. При помощи множества других фигур Эрдхайм изображает срез социальных групп еврейского квартала отделенных стеной и ею же защищенных: здесь широкий спектр от убогого большинства мелких торговцев до состоятельного меньшинства придворных евреев, а также от набожных галахистов, мессианистов (у всех на слуху Сабатай Цви), каббалистов вплоть до тех, кто избегает синагог.

Действие развивается посредством наэлектризованной истории контактов еврейского квартала с «внешним миром». Здесь у писательницы неисчерпаемые возможности продемонстрировать сложные хитросплетения отношений: от обоюдной готовности прийти на помощь, например, предоставление врачебной помощи (красиво описанный глубокоуважаемый медик Элиа Хальфан) на одной стороне шкалы до повторяющихся обвинений в ритуальных убийствах и вспышек насилия на другой стороне: венские студенты представляли для гетто постоянную угрозу погромов и убийств. Между этими полюсами большое пространство для различных форм повседневных интеракций, сюда входят как деловые связи, так и миссионерские попытки христиан. Кроме того, описаны и многие сферы жизни, в которых евреи и христиане изолируются друг от друга.

 

Что происходит, когда доходит до межрелигиозной интимности иллюстрирует связь еврейского кредитора Самюэля Израэля (утомленного его сварливой женой) с христианкой Анной Штоффлер. Когда их любовная связь выходит на явь, обоим приходится покинуть город: ей по решению венского городского и земельного суда, ему − по приказу еврейской общины. Отец Самюэля отпускает по этому поводу колкий комментарий: Самюэль поступил по праву. Но это не смела быть христианка». Посредством таких нюансов автор демонстрирует суженный горизонт как евреев, так и христиан, не оценивая его при этом.

 

Эрдхайм пишет по делу, безжалостно и лаконично, что хорошо подходит к форме и объему этого повествования. Предложения обычно коротки, развитие событий стремительно. Хватает и иронии – от невинного плутовства до острой сатиры. Из-за крайней лаконичности случаются комичные моменты: «Синагога горит. Свеча упала. (…) В синагоге только шамеc. Он выбегает на улицу и кричит: Синагога горит!» А в следующем абзаце читаем: «У Лембельса все кони вшивые. Катастрофа. Они постоянно чешутся. Коня с вшами невозможно ни продать, ни сдать в аренду».  

Из-за того, что Йохам становится собирателем налогов в еврейском квартале история семьи Герстль заканчивается жутко. Супруги попадают в водоворот немилости и клеветы который заканчивается насильственной смертью Лены Герстль, образ ее выписан на основе исторической фигуры. Подоплека же этих событий в рассказе остается не раскрытой так же, как и 350 лет назад.

А потом приближается конец еврейского квартала в Унтере Верд: из-за женитьбы кайзера Леопольда І на враждебной к евреям испанке Маргарите, в 1666 году защита со стороны двора стала рассыпаться. В добавок к смерти младенца случился пожар в замке («плохое предвестие»). Народный гнев обратился на евреев, епископ Коллонич подлил масла в огонь. Последней каплей стало обвинение в неуплате налогов влиятельного и одновременно нелюбимого в гетто Хиршля Майера: До Праздника Тела Христова 1670 года все евреи должны были покинуть Вену.

Клаудия Эрдхайм грациозно подает свою историю на фоне усердно исследованных исторических рамок. Как и в двух ее последних исторических романах «Бэтти, Ида и графиня» и «Давно уж все не так кошерно» она и тут делает попытку показать «как все могло быть». И попытка эта оказалась весьма удачной.

 

С момента событий прошло четыре сотни лет, ну и что из того? В издательстве Czernin изрядно стряхнули пыль. Клаудия Эрдхайм живо и со знанием дела рассказывает о судьбе венских евреев в 1625–1670 годах, перемежёвывая повествование неисчислимыми терминами на идиш. Дела их были почему-то всегда плохи. Жизнь в гетто, бедность, налоговый гнет, болезни, неудачные сделки – одно сплошное бедствие. А вдобавок ко всему еще и наводнение, Дунай. Еврейский квартал (сейчас Леопольдсштадт) снова и снова оказывался под водой. Одни наказания с небес и ужасы: «Да убережет нас Господь!». Но Лена и ее окружение до самого окончания расторопны и готовы защищаться, придавая кварталу некоторый лоск и некоторую аппетитность. Язык Эрдхайм приспосабливается к повседневной борьбе за выживание, он живой, не приукрашенный, как будто протокольный, используется только настоящее время, речь персонажей выделена лапидарными тире – великолепно.

Наконец-то евреев нет и пусть они не возвращаются. Вена, начало XVII века, еврейское население окончательно изгоняют из города и поселяют в «еврейский квартал» за пределами городских стен. Среди них и Лена Герстль, ее волнующую и тяжелую судьбу почти через четыреста лет описывает Клаудия Эрдхайм.

Борьба за права, за разрешение проживать и за само выживание была значимой частью будней венских евреев, которым после распоряжения, изданного кайзером в 1624 году, пришлось строить новую жизнь. В 1670-м году еврейский квартал ликвидировали, а его жильцы снова остались без крова над головой. Клаудия Эрдхайм рассказывает историю жены и матери, которая пытается противостоять постоянным нападкам христиан, давлению растущих налогов, а также болезням и эпидемиям.

В этом тексте оживает малоизвестный раздел австрийской истории. Клаудия Эрдхайм в своем четком и выразительном стиле описывает историю изгнания и попытку начать все с начала. (Издательство Czernin 2015)